Вильям Бранхам. РУКОВОДСТВО

…запомните вот что: каждый из нас, молодые или пожилые, при первом шаге, который вы сделали в жизни, кто-то должен был вести вас. Это так. И при вашем последнем шаге, который вы сделаете, кто-то будет вас вести. Кто-то должен вести.

Бог уподобил нас овцам. А если кто-нибудь разбирается в разведении овец и в натуре овец, то он точно знает, что овца сама не умеет ориентироваться. Её нужно вести. Даже в скотобойнях, мы видим, что туда приводят овец, и на убой их ведёт козёл. Козёл подводит их туда, и когда он доходит до конца ограждённого прохода, он выпрыгивает, а овцы идут прямо на убой. Так что они… Мы видим, что овцы сами не умеют ориентироваться.
Я помню, как у меня однажды был случай с одной. Я был егерем штата Индианы, и я был в поле; и я услышал что-то, такой жалостный стон. И это был ягнёночек, который потерял свою маму. И он не мог её отыскать, и мать не могла отыскать этого…этого ягнёнка. И я взял этого малыша на руки, и он тихонько прижался ко мне. И я шёл туда, держа в руках этого малыша. И стонал, и я его тогда слышал; он просто прижался ко мне головкой, и казалось, он знал, что я…я ему помогу.
Я подумал: “О Скала Веков, укрой меня, возьми меня на руки Господа Иисуса, и я буду просто довольным, ведь я знаю, что я…я отправлюсь Домой к моим родным”. И я подумал: “В конце моего жизненного странствования, просто принеси меня вот так на Своих руках, Господь. Я знаю, что тогда я буду перенесён через реку, туда, на другой берег, где не будет скорбей и болезней, и прочего, и я буду с родными, которых я любил”.

И если вы изучите природу, природа очень показательна. Всё, что я…на что я смотрю, и что Бог создал, Он — Создатель природы. Природа вращается в непрерывной закономерности. Всё в природе происходит примерно одинаковым образом. Заметьте, всё… Как я сказал, по-моему, вчера вечером, — природа свидетельствует о Боге. Если бы у вас никогда не было Библии, вы всё равно могли бы наблюдать за природой и познать, что эта Библия есть Истина.
Мне выпала честь побывать по всему миру. И я читал про различные эпохи, и я видел разные религии: магометан, и я читал Коран, и…и видел сикхов, джайнов и магометан, и буддистов, и кого угодно. Однако, у них у всех — философия и книга вероучения, и книга законов, и прочее. Но наша Библия — это Истина, и только наш Бог прав; потому что каждому из тех приходится указывать на какую-нибудь могилу, где до сих пор лежит их основатель, но Христианство указывает на открытую могилу и может жить в Присутствии Того, Которого туда положили. Он жив! Это не Бог, Который был — это Бог, Который ЕСТЬ. Не “Я был” или “Я буду”, но “Я ЕСТЬ”.
И вся природа действует в непрерывной закономерности, как я сказал, говоря о наших Периодах Церкви, (о которых сейчас у нас выходят книги), о том, почему я…моё издание о Периодах Церкви… И мы видим Церковь, как Она пришла в зрелость, выросла в точности так, как во всей природе.

И на днях мы говорили о том, как солнце восходит утром, это ещё младенец, очень слабое, в нём совсем мало силы. И в течение дня оно становится всё сильнее и сильнее. К восьми часам оно идёт в школу, как мальчик или девочка. А потом, часам к одиннадцати, оно оканчивает школу и готово к своей…к своей службе. И затем, примерно, к трём часам оно переходит от среднего возраста к старости. А потом к вечеру умирает. Разве на этом солнцу конец? Нет. На следующее утро оно снова поднимается, чтобы засвидетельствовать о том, что есть жизнь, смерть, погребение, воскресение. Понимаете? Видите?
Мы наблюдаем за деревьями, как они растут, и что они делают. Какое-то время назад я был в Кентукки: я люблю охотиться на белок, и осенью я отправился туда с моим другом охотиться на белок. И было очень сухо.
И любой, кто охотился на серых белок, знает, как трудно к ним подкрасться, когда листья во всю трещат. И, о-о, Гудини ещё начинающий циркач-убегач по сравнению с этими шустриками; как они умеют убегать! И ещё пытаться с пятидесяти метров попасть в глаз — нужно очень хорошо поохотиться, чтобы добыть разрешённую дневную норму.

Итак, мистер Вуд, мой друг, обращённый свидетель Иеговы, был со мной. И мы… Он сказал: “Я знаю тут одну ферму, где у одного человека очень (как мы там называем) ложбинное место”.
Кто из вас знает, что такое ложбина? Так из какой же вы части Кентукки? А? И я как раз оттуда.
Как тут недавно в одном филиале… Я должен это рассказать Брату Уилльямсу и остальным. Там сказали: “Теперь мы встанем и споём национальный гимен…гимн”.
А я начал: “Как далёк мой старый дом в Кентукки”. Никто мне так и не подпел, так что… А я больше никакого гимна и не знал. И вот мы были…мы были…
Так, хорошо, сэр. [Брату Бранхаму передают записку—Ред.] “Пожалуйста, помолитесь за женщину, которая сейчас здесь, у неё из носа течёт кровь”.
Давайте помолимся:

Дорогой Боже, я прошу Тебя, Господь, Ты — великий Исцелитель, и я прошу, чтобы Твоя благодать и милость коснулась этой дорогой женщины прямо сейчас и остановила кровь. Как верующие люди, собравшиеся вместе, эта леди пришла сюда насладиться Словом Господним и общением с людьми, и я прошу Тебя, Господь, прямо сейчас осудить врага и остановить кровь. Во Имя Иисуса Христа. Аминь. И мы в это верим. Мы верим в это.
Продолжу этот короткий рассказ, чтобы просто был определённый настрой, прежде чем перейдём к нескольким заметкам, которые я тут сделал, и к Писанию.
Так вот, он сказал: “Ну, этот старик, мы поедем к нему. На его территории много ложбин, — он сказал, — но он — атеист”. Он сказал: “Если… Он просто обругал бы нас, если мы туда поедем”.
Я сказал: “Но тут у нас совсем нет белок”. Мы жили в лагере две недели. И мы были грязные, заросшие бородой и всё такое.
Он сказал: “Ну, давай…давай съездим”.

Так что мы проехали немало километров, километров тридцать. Я уже раньше бывал в той местности, провёл три вечера на методистских собраниях на открытом воздухе, где Господь совершил великие дела, и среди методистов было сильное служение исцеления. И потом мы заехали далеко за холмы и лощины, и горные хребты. И просто надо знать Кентукки, чтобы понять это, в какие приходилось забираться места. И, двигаясь в том направлении, мы подъехали к дому, и там сидел пожилой мужчина…двое пожилых мужчин сидели там в старых, приспущенных на лицо шляпах и…и он сказал: “Вот он”. Он сказал: “Это тяжёлый случай”. Сказал: “Слово ‘проповедник’ он вообще ненавидит”. И сказал…
Так что я сказал: “Ну, я лучше посижу в машине, иначе у нас вообще никакой охоты не будет”. Я сказал: “Пойди и сам его спроси, можно ли нам поохотиться”.
Так что он вышел и начал приближаться, он заговорил с ними. А в Кентукки, знаете, всегда “заходи” и так далее. Итак, он пошёл туда и сказал: “Я просто хотел спросить, можно ли нам немного поохотиться в вашей местности”.

Этот старик, сидевший там, лет семьдесят пять, табачная масса стекает изо рта, он сказал…сплюнул и спросил: “Как тебя зовут?”
Тот ответил: “Моя фамилия Вуд”.
Он сказал: “А ты не родственник старика Джима, который раньше жил…”
Тот ответил: “Да, я сын Джима”. Сказал: “Я Бэнкс. Да”.
“Ну, — сказал он, — старик Джим был честным человеком”. Сказал: “Конечно, можно”. Он сказал…спросил: “Ты один?”
Тот сказал: “Нет, э-э, там мой пастор”.
Он сказал: “Что?”
Тот сказал: “Мой пастор в машине, — сказал, — он со мной охотится”.
Он сказал: “Вуд, не говори, что ты до того опустился, что тебе нужно везде таскать с собой проповедника!”
Так что, по характеру, он — грубый старик. Итак, я подумал, что, знаете, лучше выйти из машины. И я вышел и подошёл, и он сказал: “Это ты проповедник, а?”
Я сказал: “Да, сэр”. Он осмотрел меня сверху донизу: в крови белок и в грязи, и он сказал… Я сказал: “Не очень на него похож”.
Сказал: “Ну, это, в общем-то, по мне”. И он сказал: “Знаешь, я хочу тебе кое-что сказать”. Он сказал: “Я вообще-то атеист!”
Я сказал: “Да, сэр, я это понял”. Я сказал: “Хотя я не думаю, что этим можно похвастаться. А вы?”

А он сказал: “Ну, — он сказал, — не знаю”. И он добавил: “Я скажу вам, что я думаю о вас, ребята”.
Я сказал: “Хорошо”.
Он сказал: “Вы не на то дерево лаете”. А кто из вас знает, что это значит? А? [Собрание смеётся—Ред.] Понимаете, это значит, что “охотничья собака обманывает — енота на дереве и след простыл”, понимаете. Он сказал: “Вы не на того напали”.
Я сказал: “Это дело мнения”.
И он сказал: “Ну, — он сказал, — смотри, видишь, там стоит старый дымоход?”
— Да.
“Я был родившись там семьдесят пять лет назад”. И сказал: “Я прожил прямо здесь на этих холмах всё время, все эти годы”. И сказал: “Я смотрел на небо, я смотрел туда и сюда, и за все эти семьдесят пять лет я уж точно увидел бы что-нибудь похожее на Бога. Ты так не думаешь?”

Я сказал: “Ну, всё зависит от того, на что смотришь, чего ищешь”.
А он сказал: “Ну, — он сказал, — конечно, я не верю в то, что такое существо вообще есть. И я считаю, что вы, ребята, просто-напросто ездите и выманиваете у людей деньги, и всё такое. И вот так всё происходит”.
Я сказал: “Что ж, вы — американский гражданин, вы имеете право на своё…своё собственное мнение”.
Он сказал: “Однажды я был услышавши об одном парне, — он сказал, — с которым я бы точно… Если он… Если бы у меня получилось поговорить с тем парнем, — сказал, — я хотел бы задать ему пару вопросов”.
Я сказал: “Да, сэр”.
Он сказал: “Это был проповедник, может, ты его знаешь”. Сказал: “Недавно он проводил собрание здесь в Кэмпбелсвилле, на церковном дворе, на открытом воздухе”. И он сказал: “Не помню, как его зовут”. Сказал: “Он из Индианы”.
А—а я сказал: “Надо же! Да, сэр”.
И Брат Вуд начал говорить: “Ну, я…” (“Не говори этого”.) Итак, он сказал…
Я сказал: “Ну и что он?”

Он сказал: “Ну, — сказал он, — пожилая женщина (какая-то) там на холме…” Сказал: “Знаешь, она умирала от рака”. И сказал: “Мы с женой ходили туда по утрам поменять ей постель”. Сказал: “Её даже нельзя было приподнять, чтобы положить под неё судно, — сказал, — просто приходилось вытаскивать подстилку”. И сказал: “Она умирала. Она ездила в Луисвилл, — и сказал, — врачи признали её безнадёжной и сказали, что она умрёт”.
“А её сестра пошла на то собрание”. И сказал: “Этот проповедник стоял там на платформе, посмотрел на слушающих и назвал эту женщину по имени, и сказал ей, что когда она уезжала, она взяла с собой платочек и положила его в сумочку. И назвал фамилию этой женщины здесь, за тридцать километров отсюда, и сказал, что она страдает от рака, как её зовут и всё, что она перенесла. Сказал: ‘Возьмите этот платочек и пойдите, положите его на эту женщину’, и сказал, что эта женщина исцелится от рака”.
И сказал: “В тот же вечер они приехали сюда”. И сказал: “Честно говоря, таких ужасных криков я ещё не слышал. Я подумал, что на вершине того холма выпустили Армию спасения”. Сказал: “Ну, я сказал: ‘Наверно, пожилая сестра умерла’. Сказал: ‘Мы… Завтра мы пойдём и достанем телегу, и довезём её до главной дороги, — и сказал, — чтобы её отвезли в похоронное бюро’. И сказал, что… Мы ждали. Нет нужды подниматься туда в такое позднее время, — сказал, — подниматься на холм километра полтора”. Сказал: “Мы поднялись туда на следующее утро, и ты знаешь, что произошло?”
Я сказал: “Нет, сэр”.

Он сказал: “Она сидела там со своим мужем и ела испечённые яблочные пироги, и пила кофе”.
А я сказал: “Вы серьёзно?”
Он сказал: “Так точно”.
“Ой!” — сказал я. “Мистер, вы, наверно, шутите”.
Он сказал: “Что меня беспокоит, так это…как же тот человек, который никогда не был в этой местности, всё это знал?” Видите?
А я сказал: “О-о, и вы в такое верите?”
Он сказал: “Ведь это правда”.
Я сказал: “Вы в это верите?” Видите?
Он…он сказал: “Поднимись туда на холм, я могу это тебе доказать”. Теперь уже он мне проповедует, видите. [Собрание смеётся—Ред.]
Так что я сказал: “У-угу”. Я взял яблоко, и я спросил: “Можно мне тут взять яблоко?” И я потёр его об свою одежду.
Он сказал: “Шершни их всё равно съедят. Можешь и ты поесть”. И потом… И тогда я сказал: “Ну…” Я укусил…откусил и сказал: “Это хорошее яблоко”.
Он сказал: “О-о, да”. Сказал: “Знаешь что? Я посадил это дерево, о-о, каких сорок лет назад или когда-то тогда”.
Я сказал: “О-о, неужели?”
— Да, сэр.

А я сказал: “И каждый год…” Я сказал: “Я заметил, что у нас ещё не было заморозков, сейчас начало августа”. И я сказал: “А листья на деревьях уже опадают”.
— Да, сэр. Это так, приближается осень. Думаю, что в этот раз осень начнётся рано.
Я сказал: “Да, сэр”. (Перевёл на другую тему, понимаете). И он сказал… Я сказал: “А вы знаете, — я сказал, — странно то, что сок уже уходит из этого дерева”. Я сказал: “И листья опадают, однако, ещё нет…ещё не было заморозков, которые погубили бы листья”.
А он сказал: “Ну, — он сказал, — какое это имеет отношение к тому, о чём мы говорим?”
И я сказал: “Ну, мне просто интересно знать”. (Знаете, мама всегда говорила: “Дай корове достаточно верёвки, и она сама себя удавит”. Так что я просто дал ему предостаточно верёвки.)
Итак, он продолжал дальше и сказал: “Ну да, причём тут это?”
Я сказал: “Знаете, Бог взращивает эти яблоки, и вы наслаждаетесь этими яблоками и листьями, и вы сидите в…в теньке и так далее. В осеннее время сок опускается и, — я сказал, — потом вновь поднимается в яблоках и листьях”.
И он сказал: “А-а, это просто природа. Понимаешь, это просто природа”.
И я сказал: “Ну, конечно, это природа”. Я сказал: “Это природа, но Кто-то должен управлять природой”. Понимаете, я… Он сказал… “Теперь скажите мне, кто это делает?”

А он сказал: “Ну, это просто…естественно — это природа”.
Я сказал: “Кто же сейчас говорит этому листочку и…?” Я сказал: “Ведь листочек опадает потому, что сок уходит в корни. А что, если бы сок оставался в дереве всю зиму? Что бы было?”
Ответил: “Дерево погибло бы”.
Я сказал: “А какой же разум опускает этот сок в корни, говоря: ‘Уходи сейчас отсюда, наступает осень, опускайся в корни и прячься’? И остаётся внизу в корнях, как в могиле, а потом следующей весной снова поднимается, даёт ещё яблок и даёт ещё листьев, и так далее”.
Он сказал: “Это просто природа, она так делает”. Сказал: “Погода! Перемены, знаешь, начинается осень”.

Я сказал: “Поставьте ведро воды на тот столб и посмотрите, сможет ли природа опустить его в основание столба и опять поднять его”. Видите, видите?
“Ну, — он сказал, — может, что-то в этом есть”.
Я сказал: “Подумайте об этом, пока мы будем охотиться”.
А он сказал: “Ну, — и он сказал, — охотьтесь, где хотите”.
И я сказал: “Когда я вернусь, если вы скажете мне, какой разум опускает в корни сок этого дерева, который остаётся всю зиму и на следующую зиму возвращается, то я скажу вам, что тот же самый Разум сказал мне про ту женщину там наверху”.
Сказал: “Тебе сказал?!”
Я сказал: “Так точно”.
Он сказал: “Неужели ты тот проповедник!”
Я сказал: “А вы знаете, как его зовут?”
Сказал: “Да”.
Я спросил: “Бранхам?”
Он ответил: “Да, он”.
Я сказал: “Это…так и есть”. Видите?
И вы знаете что? Я привёл этого пожилого мужчину ко Христу прямо тогда по его же свидетельству.

А через год я там был и поставил машину во дворе (на ней был номер штата Индианы). Они переехали, он умер. Итак, когда я снова приехал, там стояла его жена, которая мне задала большой нагоняй; а я думал, что у меня было разрешение охотиться. И она вышла там, она сказала: “Вы что, читать не умеете?”
Я сказал: “Умею, госпожа”. Она сказала: “Вы видели те таблички: ‘Охота запрещена!’?”
Я сказал: “Да, госпожа, но, — я сказал, — у меня есть разрешение”.
“У вас нет разрешения!” — сказала она. И сказала: “За нами эта тертория…территория числится уже много лет”.
Я сказал: “Ну, про-…сестра, значит, я был неправ, приношу извинения”.
И сказала: “Никаких извинений! Ещё с Индианским номером и поставили здесь — наглее людей не бывает!”
Я сказал: “Можно мне объяснить?” Я сказал…
Она спросила: “Кто дал вам разрешение?”
Я сказал: “Я не знаю, просто…” Я сказал: “Там на крыльце сидел пожилой мужчина, когда я был здесь в прошлом году, и мы говорили о Боге”. Понимаете?
И она взглянула, она сказала: “Вы — Брат Бранхам?”
И я сказал: “Да, госпожа”.
Она сказала: “Простите меня. Я не знала, кто вы”. Она сказала: “Я хочу рассказать вам его свидетельство. В его последние предсмертные часы он поднял руки и прославил Бога”. Сказала: “Он умер в Христианской вере и был унесён к Богу”. Видите?
“Если они замолчат, то камни сразу возопиют”. В природе нечто есть.

Понаблюдайте за птицами, понаблюдайте за животными — понаблюдайте за всем, понаблюдайте за природой.
Понаблюдайте за голубком, как он летает. Как он отличается от других птиц, видите. Он…у него нет желчи, он не может питаться, как ворона. Понимаете? В нём нет желчи. Ему не нужно купаться в…в…в воде, потому что внутри него нечто есть; снаружи он очищается изнутри, понимаете.
Так же и с Христианином. Так же и Бог представил Себя, в…в виде голубя. Понимаете, потому что…и… Иисус был представлен как Агнец. В природе вы всегда увидите Бога. И Бог уподобил нас овцам, которых нужно вести. Вы тогда обратили внимание, (какое-то время назад я говорил об этом проповедь), что Голубь спустился на Агнца, чтобы вести Агнца, и Он привёл Его на убой? Этот…этот Голубь! Так вот, если тот Агнец… Этот Голубь не мог бы спуститься на какое-нибудь другое животное, потому что у них у обоих должна быть та же самая натура. Понимаете? Если бы Голубь присел на волка, а тот рявкнул бы или зарычал, Голубь улетел бы.

То же самое и сейчас. При нашей раздражительности Святой Дух сразу взмахивает крыльями и улетает. Должна быть одинаковая натура. Птица Небес — голубь; самое кроткое животное на земле — агнец; они подходят друг другу. И когда Святой Дух сходит на нас и делает нас новыми творениями, тогда Он может вести нас. Но если мы попытаемся жить той же прежней жизнью — ничего не получится! Просто, ничего не выйдет.
Так вот, наверно, вы делали самый первый шаг в своей жизни, (говоря о руководстве), наверно, с помощью рук пожилой доброй матери. Возможно, эти руки уже неподвижны, где-то здесь на кладбище, но это были руки, которые вас придерживали, чтобы вы сделали первый шаг.
Затем, после того как мать научила вас ходить, и вы делали несколько шагов, потом падали и вставали, и вам казалось, что вы совершали такие великие дела, далее она передала вас школьной учительнице. И тогда она начала вести вас к образованию: как и что вы должны делать, и как вы должны учиться, и так далее, и тому подобное.

Затем, после того как школьная учительница с вами закончила, тогда вас передали назад, за вас взялся ваш отец. А когда за вас взялся ваш отец, наверно, он научил вас работать: как быть успешным предпринимателем, как всё правильно делать. Ваша мать научила вас быть домохозяйкой: готовить и так далее, и тому подобное.
Потом, когда они с вами закончили, тогда за вас взялся ваш служитель или священник.
Но сейчас кто ведёт вас? Таков теперь вопрос. Так вот, сегодня мы все чем-то водимы. Обязательно. Мы водимы. Заметьте!