НАСТОЯЩИЙ НЕМЕЦ
Натка бежала, словно летела, подгоняемая ветром, крепко зажав уши ручонками. Но слова танкистов не исчезали, и, как снежная лавина, гремели то, нарастая, то, затихая в памяти. Она непременно упала бы в речку, если бы не споткнулась о камень. И только когда рухнула, заметила перед собой воду и паучка на длинных ножках, быстро скользящего по воде. Было не так уж и больно, но слезы, все равно, катились и катились по щекам. Натка вытирала их прямо ладонью и почему-то вспоминала бабушкину диссертацию, которую та защитила двадцать лет назад, но зато блестяще. Сам поэт ей сказал: «Я тронут до глубины души Вашим пониманием проблемы». А что там понимать? Во все времена бывает кому-то плохо, а не только двадцать лет назад.
-«И летят планеты и покойники по небу.
Господи, услышь меня. Услышь меня кто-нибудь.
Я же твой ребенок. Ты – не злоумышленник,
Господи, услышь меня. Господи, услышь меня» (Андрей Вознесенский), – шептала она тихо-тихо.
-Вам помось?
Натка повернула голову, оторвав взгляд от воды.
Возле нее стоял шоколадный мальчик, большущий мальчик, ему, наверное, лет семь было, или даже восемь, а он картавил.
-Ты индеец? – спросила она вместо ответа, и вытерла кулаком слезы.
-Нет, я уский. – Ответил мальчик и, ласково, так улыбнулся.
Натка внимательно осмотрела его:
-Не такой, уж, ты и узкий. Нормальный.
-Да не уский, а «ы»-собака, - уский. – поправил он ее, все так же, улыбаясь. Натка ничего не поняла, но спорить не стала, лишь добавила:
-В Индии так разговаривают и в Китае. У нас в Москве, на Цветном бульваре китайцы сюсюкают, и в Дели, когда мы с дедом были, тоже так индийцы говорили.
-А я ис Вайма п,иехай. – Эту фразу Натка поняла, общий смысл, конечно, но, что такое Вайма, она не знала.
-Вайма – это город или страна? – решила она уточнить.
-Да не Вайма, а Вайма «ы»-собака, - рассмеялся мальчик. – Тут Натка не выдержала, достала телефон и вызвала деда на помощь.
-Дед, - начала она, но он ее перебил:
-У меня совещание, я занят.
-Я тоже не баклуши бью, - строго заметила она, - Вот ты мне объясни, что такое Вайма «ы»-собака.
-Веймар – город в Германии, - хмыкнул дед и прервал связь.
-Понятно. Значит, ты из Веймара приехал?
-Наин-наин, - быстро проговорил мальчик: - дас ист нихт ихтих. Саген си, бите, Вайма.
Натка напрягла свою память до предела и перевела на русский:
-«Нет-нет. Это не правильно. Говорите Вы, пожалуйста, Ваймар». Так? – мальчишка просиял, наконец-то его поняли.
-О, гут.
-Хорошо-то, хорошо, да ничего хорошего, – усмехнулась Натка. – Дед сказал: «Веймар».
Она вновь вытащила телефон:
-Дед, а он говорит, что Ваймар, а не Веймар.
-По-русски – Веймар, а по-немецки – Ваймар, - вздохнул дед, и вновь прервал связь.
-Ясненько, - ответила Натка, неизвестно кому, и встала.
-Так ты, значит, живой немец? – она обошла мальчика вокруг и внимательно осмотрела его еще раз. Черные шорты, кожаные сандалии и все! А говорит, что немец. Ну, хоть убей, не бывают такие немцы. По-немецки все умеют говорить: и дед, и бабушка, и мама, и Васильевна, и она кое-что знает, но они же русские, а этот живой немец. Ну, как такое можно выдержать?
-А я в Дели священную корову видела. – Проговорила она чуть ли не с обидой.
-Да? – улыбнулся мальчик, - ко,ов у моей бабуски до фига. –
От его фразы Натка даже рот открыла и забыла закрыть. Это был настоящий немец. Такой настоящий, что хоть плачь от радости.
-Ну, и где твоя бабушка живет?
-Тут, в Ивановке.
-А коровы где? Тоже в Ивановке?
-Да-а. Но сисяс са лесом, т,аву едят.
Это был удар в солнечное сплетение, и Натка непременно рухнула бы к его ногам, если бы не желание увидеть этих коров.
-На них можно посмотреть? - выдохнула она и закрыла глаза от страха услышать отказ.
-Посли. – Мальчик взял ее за руку, улыбнулся и направился к орешнику.
Орешник миновали вполне благополучно, если не считать порванного рукава камуфляжки.
-Сними, - посоветовал ее спутник, - не так и саметно будет.
-Ничего, - успокоила его Натка, - куртка – не жизнь, можно и выбросить.
-Попадет, - возразил он.
-Что ты, кто это из-за одежды ругается? Вот, если неприлично выразишься, то можно и по губам схлопотать, да и то - от мамы, а дед и бабушка только пожмут плечами да скажут: «И в кого ты такая дикая? И в сад не ходишь, и с приличными людьми общаешься, а в голове сплошной сумбур».
-А моя бабуска по,отенсем де,ётся. – рассмеялся иностранец, - гово,ит, сто одесду бе,есь надо. Это т,уд селовесеский, его увасать надо.
-Чепуха. Человека уважать надо, а не одежду. Он – венец Божий. И, когда умрет его тело, душа человеческая поселится в Раю до Второго Пришествия Христа. А потом придет Христос, Он даст душе новое божественное тело энергетическое. И будет человек перемещаться, куда захочет, даже на планету трансформеров. Тогда как вещи души не имеют, и богом не будут, их уважать не обязательно.
-Ду,ишь, поди? – мальчик остановился и заглянул Натке в глаза. Они шли по сосоннику, солнечному и светлому, и тени весело играли у них на лицах.
-Вовсе нет. Очень надо мне тебя дурить.
-А, мосет и надо, стобы инте,еснее бы,о. – Возразил он, и вновь потянул ее за руку, - посли.
Они помолчали минуту-две. Затем настоящий немец задумчиво произнес:
-А мой папа гово,ит: «Ихь бин Атеист».
-Он совсем, что ли ненормальный, или временами только? – изумилась Натка.
-Въеменами.
-Я так и подумала. У такого хорошего немца, как ты, и родители должны быть хорошими, - резюмировала она.
Настоящий немец вновь заглянул ей в лицо, улыбнулся и сказал:
-А бабуска гово,ит, сто Бог весде, поэтому в севков ходить не надо. Деньги попам носить.
Наткина бабушка была того же мнения, но девочка ее не выдала.
-А причащаться где? В коровнике, что ли? Как ты будешь становиться богом?
-Вас ист дас?
-Что-что. Что ты не знаешь, что Бог самое совершенное Существо, Который все знает, все умеет и везде находится? Что Он бессмертный и хочет, чтобы мы тоже жили всегда, и все умели и все знали? Или ты не хочешь быть бессмертным?
Шоколадный немец немного помолчал, а потом грустно сказал:
-У нас сегодня Ве,оника гасбиась с мамой и папой. Бабуска поехаа на похооны.
-Если она причащалась, то ее душа соединится с Богом и будет жить вечно, а, если нет, то в ад попадет. – Девочка на минуту задумалась, мысленно проговорила фразу, а затем произнесла вслух: - Причастие – это один из способов соединения с Богом, когда человек полностью или частично заменяет свое материальное тело на энергетическое. Ясно?
-Он сто ,уки, ноги от,ивает и саменяет д,угими?
-Ничего не отрывает, только твое тело состоит из малюсеньких материальных точечек, сотворенных, которые заменятся на такие же малюсенькие точечки, но благодатные, энергетические, несотворенные, если причащаться, конечно.
-И где их набеёшься этих тосесек? Их вон сколько надо! – Мальчишка оставил ее руку и крутанулся на пятке. – Во.
Она тоже так умела, и не только на правой, но и на левой. Поэтому немедленно продемонстрировала свои навыки. А затем сказала:
-Их не надо нигде брать, точки Сам Бог создает, а когда хочет, заменяет их Своей энергией, Сам становится точечками. Когда Батюшка молитвы читает и призывает Духа Святого на просфору, Он приходит и освящает просфору, потом Христос становится просфорой. Тогда Батюшка режет ее на кусочки маленькие, с ноготок величиной, помещает в красное вино, «Кагор» называется. Христос сказал, что это Его Кровь, а Хлеб – это Его Тело. А затем дает всем в церкви, кто хочет, беспла-а-атно.
Натка сделала ударение на слове «бесплатно», чтобы достать его бабушку и свою заодно. И продолжила: - когда мы съедаем этот энергетический кусочек, он раздробляется на невидимые части и соединяется с нашим телом. И мы становимся энергетическими, там, где находятся частицы. –
Натка очень старалась ничего не забыть, но сказать все сразу, что говорил ей Алеша, не получалось, поэтому она волновалась не на шутку. – Как видишь, в церковь ходить надо, иначе останешься без Тела и Крови Христовых. И богом никогда не будешь, сколько ни молись.
Настоящему немцу очень нравилась эта девочка, и пилотка ее, и камуфляжка, и брюки пятнистые, настоящие, как у танкистов, и то, что она понимала его, и не дразнилась, как другие дети, поэтому он старался произвести на нее неотразимое впечатление.
-А я темной носью укгаду эти книги у Батюски, куп,ю бойсую бувку, пгоситаю эти моитвы, и съем эту бувку. И стану сгасу богом. И буду ходить вот так, пайси веегом. – Он стал на цыпочки, растопырил пальцы рук и прошелся перед ней, задрав голову и улыбаясь.
Сама идея, стать богом мгновенно, Наталье Петровне пришлась по душе. Но то, что он станет богом и будет ходить, пальцы веером, а она с дедом окажется, аки наг, аки благ, аки нет ничего, - в первое мгновение привело ее в замешательство. Она даже намеревалась выругаться, как танкисты, но потом вспомнила, что танкистом уже никогда не будет, а грешить просто так и ссориться с Богом ей вовсе не хотелось, поэтому ринулась в бой в роли Батюшки. Надо же кому-то книги отбить у этого настоящего немца.
-Булка большая-пребольшая не поместится у тебя в животе. И не станешь ты сразу богом.
-А, вот, и нет. Я два дня есть не буду, а потом п,оситаю моитвы и каак съем ее всю с мооком. Стану богом и буду ходить пайцы веегом.
-А с молоком нельзя причащаться, надо с вином, раз. И два, у тебя полиция книги отнимет.
-Не отнимет. Я книги спгясю в гесу, в муавейнике, и им скасу: «Ихь бин атеист». Поисия уедет, а я вина у дедуи восьму, бувку куп,ю, моитвы быстго п,оситаю, и съем все. Стану богом и появ,юсь у тебя, и буду ходить пайси веегом. –
Он вновь прошелся перед ней, как журавль в танце. Ну, как сердиться на такого захватчика? Но и уступить свое кровное тоже нельзя.
-А к тебе Бог не придет в дом, для Него надо место специальное, чистое, потому что при чтении молитв этих земля даже под домом освящается на два метра.
-Пгидет. Я все в доме убегу, пый на окнах пготу, а потом… - Натка перебила его:
-Знаем. Да ты забыл, что сначала надо канон прочить, грехи на бумагу написать и Батюшке сказать, чтобы душа очистилась, а только потом причащаться, иначе это будет грех и зло.
-А я весегом отнесу бумаску с г,ехами Батюске, потом темной носью укгаду книги и стану богом мигом.
Нет, вы видели такого человека? Возмущению Натки не было предела. Если так дело пойдет, он и вправду станет богом мигом, да еще и дом свой сделает святынею. А тут каждый день причащайся по капельке. Натка забежала вперед и резко повернулась к захватчику:
-Не придет к тебе Бог в дом. Алеша говорил, что только больным и умирающим можно слушать литургию в личном доме, а здоровым надо причащаться в церкви. Бог не разрешает приносить святыню в дом, иначе твой дом сгорит или провалится в землю. И креста на тебе нет. Во-от такого. – Натка вытащила из-под футболки золотой крест и показала мальчику.
Настоящий немец, молча, рассмотрел крест, которого у него действительно не было, и улыбнулся:
-Мне папа такой купит или бабуска.
Дети миновали березняк и вышли на большую поляну.
-Ой! – Натка замерла. Перед ней было действительно великое множество коров, таких огромных, черных и с белыми пятнами. Они лежали на траве, поджав под себя ножки.
-Не бойся, - улыбнулся ее спутник, - они не кусаются.
-Да-а, - неопределенно вздохнула Натка, не зная на что решиться, то ли в рощу сбежать, то ли хвостик у ближней коровы потрогать.
-Хосис мо,ока? – мальчишка крепко ухватил ее за руку и помчался между лежащих коров, словно они были не коровы, а темные кочки с рогами. Наконец он подвел Натку к большой корове с теленком и остановился.
– Вот, - сказал он, - она хо,осая. – Он наклонился и …. Принялся пить молоко прямо из вымени.
Натка замерла. Такого чуда она никогда не видела. Девочка коснулась коровы пальчиком, потом погладила ладонью.
-С ума сойти можно, - проговорила она, восхищенно, - красотища какая.
Корова повернула голову и понюхала Натку.
Та осторожно потрогала ее нос и ушки. А потом решительно подняла корове губу.
-Ух, ты! Зубы какие! Ее как зовут?
-Манька.
-Нормальное имя. – Девочка заглянула корове в глаза: - А мне Вы разрешите молока попить? – корова молча жевала траву.
– Не поняла, можно или нельзя, - повторила Натка настойчиво.
-Пей. – Сказал мальчик. – Она не садная. Губами потяни сосок, и мо,око по,ййется.
Натка наклонила голову, осторожно прикоснулась губами к соску, корова по-прежнему стояла неподвижно, но внимательно наблюдала за ней.
-Извините, пожалуйста, но мне очень хочется молока попробовать, - проговорила она и принялась сосать. Молока оказалось очень много, и оно не помещалось во рту, потому текло по щекам и за шиворот, но было тепленькое и приятное.
Мальчишка смотрел на нее и весело фыркал.
Когда девочка напилась, она вытащила белый платок из кармана брюк и вытерла рот, шею и руки.
-Хорошее молоко, вкусное, - проговорила она. – Спасибо большое.
Запел телефон.
-Натали, ты где? – спросил дед. Он всегда, когда волновался, называл ее на французский лад.
-Не знаю. Возможно, на коровнике.
-Где?! Закричал дед, - на каком коровнике? Ты же на танках пошла кататься.
-Не волнуйся. У меня все в порядке. Тут кругом коровы и теленочек маленький. В Дели такого не было.
-Уходи оттуда немедленно! – закричал дед и закашлялся. - Они тебя убить могут.
-А, вот, и нет. Манька хорошая. Она меня молоком угощала. И хвостик у нее длинный, она им мух отгоняет.
-Натали, твоя любознательность добром не кончится. Отойди от коровы немедленно, но тихонечко, осторожно, чтобы она не подумала, что ты ее хочешь съесть.
-Она вовсе так и не думает. У нее зубы больше, чем у тебя, но она не кусается, и молочка дала мне попить из своей штуки с сосками.-
Дед онемел. Потер виски и спросил дрожащим голосом:
-Ты сосала корову?
-Ну, да-а. Что тут такого? Молоко у нее кипяченое, тепленькое, не горячее, не бойся. Я, наверное, стаканчик выпила или полтора.
-И много там коров?
-Не знаю, штук сто или больше. Я не считала, но если надо, то посчитаю.
-Взрослые там есть с тобой?
-Есть, наверное, кто-то, но далеко и отсюда не видно.
-С кем же ты играешь возле коров? – голос у деда дрожал, и пот градом катился по вискам.
-С немцем. Ну, мальчик такой загоревший, как хлеб. Из Веймара. К бабушке в гости приехал в Ивановку. Как его зовут, я не знаю, но сейчас спрошу: тебя как зовут?
-Андгей.
-Андрей его зовут.
-Уходите немедленно, - закричал дед. Идите в Ивановку. Я сейчас туда приеду.
-Дед, ты совсем не соображаешь? В какую Ивановку, если я дороги не знаю. Мы с Андреем от речки пришли через орешник, лес сосновый и березовый, а ты говоришь «Ивановка».
-А танкисты где?
-Какие танкисты?
-Те, к которым ты пошла. Радость твоя, так называемая.
-Ах, те. Накрылись голубой шалью.
-Натали, я не шучу. Где танкисты? Какая шаль.
-Та, что в песне: «подари мне платок, голубой лоскуток». Знаешь песню такую?
-Знаю, - вздохнул дед, и все понял. – Оставайся там, я тебя найду, только ты не плачь и не бойся. Договорились? – Дед говорил ровным спокойным голосом, но Натка знала, что он бушует.
-Ты не волнуйся. Я не боюсь и не плачу. Тут очень даже красиво. Кругом лес и поляна большая-большая, а на ней стадо. И вон мужчина идет. Сейчас спрошу у него, где мы, и как нам тебя найти.
-Извините, пожалуйста, - Натка подбежала к пожилому мужчине, - Мое имя Наталья Петровна Борн. Мы заблудились. Вы не подскажите нам, как пройти к танкистам?
Мужчина внимательно осмотрел ее и тихо спросил:
-Ты Петьки Борна внучка?
-Возможно, если Вы имеете в виду генерала Борна.
-Его, его, голубчика. – Мужчина в сером старом пиджаке и таких же брюках повернулся к Андрею и ласково спросил: Ну, что, внучок, на сей раз ты девочку нашел?
-Ага, - улыбнулся тот. – Хоосая девоська. Пгакаа восге ески.
Мужчина кивнул, взял их за плечи и подтолкнул вперед:
-Пора обедать. Время позднее. Надо подкрепиться, как следует, а потом я отвезу тебя в часть.
-Спасибо, удивленно произнесла Натка, - мы уже немного перекусили, Манька молоком нас угощала.
-Вот и славно, а теперь, Наталья Петровна Борн, милости просим к нам в гости. – Он говорил тихо, спокойно и ласково, а глаза у него были грустные, и хотя Натке запретили, строго-настрого, есть, где попало, она не решилась отказать ему.
Пока они шли к палатке, дед мирно беседовал с внуком, и было не понятно, то ли он его ругает, то ли извиняется:
-Анреюшка, ну, скажи, пожалуйста, разве можно пить молоко прямо из-под коровы? Это дикость какая-то, извращение, с моей точки зрения.
-А с моей нет.
-Да, возможно, ты в какой-то степени прав, но бабушка будет не довольна, и в селе все будут смеяться, что внук у директора школы корову сосет. Согласись, это нонсенс.
-Не сог,асен.
-Ну, хорошо, тебя не устраивают мои аргументы, а какие доводы ты можешь привести в свое оправдание?
-Так вкуснее. Правда, Натка?
-Да.
-Ну, вот, еще и девочку заставил вести себя неприлично.
-Не састав,яв. Она сама спгосиа у Маньки расгешения, и та не откасала.
-Дети, выслушайте меня внимательно, сейчас двадцать первый век, век информатики и автоматики, а вы, как дикари, сосете корову. Согласитесь, это ни в какие рамки не входит.
-Не согласны, - хором ответили дети и расхохотались.
За обедом Андрей спросил у деда:
-Дедуя, ты не снаес, где мой кгест?
-У тебя нет креста, ты не крещен. – Ответил тот, нарезая хлеб огромными кусками.
-А как мне богом стать? – Андрей, растерянно, посмотрел на деда, потом на девочку, и глаза его наполнились влагой.
Натке вспомнились его «пальцы веером» и она улыбнулась:
-Не горюй. Я завтра буду причащаться, и спрошу у Батюшки, как тебе помочь. А звук «р» надо произносить так:
1. сделай язык кофейником,
2. краешки прижми к нёбу,
3. и дуй в носик кофейника, чтобы дрожал и бился о зубы, как крышка на чайнике, когда вода кипит. Получится «р».
А звук «л» наоборот:
1.Носик кофейника держи, а в краешки дуй.
Васильевна сказала, что эти звуки сложные. С ними на «Вы» надо обращаться, но ты не бойся. Я быстро научилась, и у тебя получится.
Андрей вытер слезы и повторил все, что ему рекомендовала девочка. Звук получился сразу. Он посмотрел на деда, потом на девочку, и начал произносить короткие слова с буквой «р».
-Так ты в Бога веруешь? – Спросил Натку мужчина.
-Верую, Господи, - ответила та, серьезно, и перекрестилась.